Глава 7.26. Опять в Москву
— Что случилось, Алексий?
— Произошло пренеприятнейшее событие: арестован наш друг Уксус! Как ты помнишь, после отсидки в «большом доме» у него появились новые друзья из Демократического союза. Так вот, всем им шьют дело по какой-то семидесятой статье за антисоветскую пропаганду. А знаешь, кто шьёт? Наш протеже Лаврентий Павлович Морозов, новоиспечённый начальник следственного отдела.
— Это статья подразумевает высшую меру наказания за содеянное. Не волнуйся, обычно на допросах так пугают подследственного, чтобы тот раскололся и наклепал напраслину на товарищей. Расколовшемуся меняют статью на более лёгкую.
— Где ты таких знаний и терминов нахваталась?
— Побываешь в Шпалерной тюрьме, научишься не только этому. Никого, конечно, не расстреляют, но посадить могут.
— И это в разгар так называемой «перестройки»! Мне кажется, мы оба ответственные не только за Уксуса, но и за все деяния Морозова.
— Что ты предлагаешь?
— Выручать Уксуса и его новых друзей, а Морозова отправить туда, откуда мы его недавно вызволили.
— Да, видать Лаврентий Павлович хочет прогнуться перед начальством и показать, что его не зря повысили в должности, просто рвёт и мечет! Похоже, что он недалёкого ума и не видит перемен, происходящих в стране. Единственное, что от него не отнять — исполнитель он хороший, весь в братца своего дедушки — пионера Павлика Морозова, в угоду призрачной идеи не пожалевшего родного отца, спрятавшего мешок с зерном, чтобы не умереть с голоду. Такой человек нужен любой власти. Вот увидишь, если случится в нашей стране невероятное и придут к власти демократы, он будет востребован. Сам по себе Морозов не опасен, он лишь пешка в чьей-то игре.
— Я так полагаю, ты предлагаешь пока Морозова не трогать. Как же мы тогда освободим Уксуса?
— Надо в корне менять законы. Эта проблема отпадёт автоматически, если будет отменены все статьи за антисоветскую пропаганду. Придётся опять ехать в Москву.
— А нельзя ли провернуть что-нибудь оперативное в самом Ленинграде? Жаль парня, ведь он сидит…
— Лучше скажи, как к этому отнеслась общественность?
— Демократический союз в Москве негодует.
— За будущее Георгия Бонафеде можно не беспокоиться. Непродолжительная отсидка придаст ему политический вес среди новых друзей, пусть растёт в глазах демократов. Кто его знает, как пойдут дела в этой стране? Может союз с демократами нам ой как пригодится! Поэтому предлагаю им помочь глобально, откорректировав закон. Нам за это скажет спасибо не только Георгий, но и все демократически настроенные граждане, готовые пострадать за свои политические убеждения.
— А у тебя рождается стратегическое мышление.
— Это влияние Архангела Тихона. Его наставления так на меня подействовали, что я пересмотрела методику своей деятельности.
— Похвально, может вскоре ты найдешь и перевоспитаешь своего Сахарова?
— Наш Сахаров уже найден — это Алина Власова.
— Боюсь, что её некуда перевоспитывать, как бы она не дала нам фору своим человеколюбием. Как ни стремился, я не увидел в ней даже намёка одержимости дьяволом.
— Я уже доложила об этом Повелителю. Проблема кроется в той установке, которую она монтирует с помощью призраков в той самой комнате, где ты повесил мой портрет. Эта вещь может стать оружием, способным убить бессмертную душу. Надеюсь, ты понимаешь о последствиях. Образно говоря, мы должны перевоспитать нашего Сахарова тогда, когда тот ещё не успел изобрести водородную бомбу!
— Наконец-то я стал понимать цель миссии. Значит, охота на дьявола отпадает?
— Дьявол остался в Тибете. Он почему-то не охраняет свою ученицу. Наверное, у него какие-то более важные дела или он надеется на преданность и выучку Дэви Алины — именно так её называют подручные призраки. Она сама Дэв, то есть признанное божество по мифологии Бон, а это о многом говорит, например, о её бессмертии. Поэтому мы не можем победить её в открытой битве и должны действовать тайно, применяя военную хитрость. Кстати, я довольна тем, что она бессмертна, так как физическое уничтожение Алины никогда не входило в мои планы.
— Я доволен этим не меньше, так как боялся, что ты меня заставишь её убить.
— А больше всего я рада тому, что моя миссия на этом Свете продлевается на неопределённый срок, стремящийся к бесконечности.
— Я так понял, теперь нам следует не допустить ввода в строй её прибора?
— Нет, пусть спокойно работает. В отличие от Сахарова, Алина изначально руководствуется только гуманными идеями. Нам следует не допускать изменения этих идей и применения прибора в антигуманных целях, особенно сторонними лицами. Мы должны быть готовыми в любой момент уничтожить прибор при угрозе его перехода в чужие руки.
— Иными словами, мы должны защищать Алину?
— Нет, только прибор. Себя она сама от кого хочешь защитит. Когда ты заканчиваешь писать её портрет?
— За месяц думаю управиться.
— Это долго. Извинись, скажи, что тебе срочно надо отбыть в Москву по безотлагательному делу. Пообещай непременно позвонить, как только вернёшься в Ленинград, и закончить портрет. Поедем готовить фундамент для защиты Георгия и его новых друзей от карающего меча Фемиды.
— Мы снимаем с Алины наблюдение?
— Не совсем. Там ведь остается мой портрет, а это значит, что я в любой момент могу им воспользоваться, не забудь только взять мою фотографию.
— Твоя фотография всегда в моей машине.
— Прикрепи её в салоне в районе заднего сидения, чтобы я не помешала тебе управлять машиной, когда пожелаю воспользоваться порталом. Вечером повидайся с Алиной, а завтра с утра — в путь. Я же передам весточку для Архангела Тихона, чтобы нас ждал с визитом.
