Глава 48. Падение Ельцина в Успенскую канаву
На перекрестке Рублевского и 1-го Успенского шоссе в половине одиннадцатого вечера остановилась чёрная «Волга» с правительственными номерами. С правого от водителя сидения из неё попытался выйти высокий седовласый мужчина. Так как это ему с первой попытки сделать не удалось в силу принятой ранее изрядной дозы, на помощь поспешил водитель, которому пришлось не только раскрыть пассажирскую дверцу, как полагалось по этикету, но и оказать физическую помощь. Приняв вертикальное положение, пассажир попросил багаж. Водитель подал полиэтиленовый пакет, отозвавшийся в темноте характерным стеклянным звоном.
— Осторожно, Борис Николаевич, не разбейте.
— Дальше я сам, — ответил Ельцин далеко не трезвым голосом. — Приедешь утром, как договорились, сюда же.
— Может всё-таки доставить вас до проходной?
— Разве я тебе, как другу, непонятно сказал? Я хочу сделать сюрприз. А то приедешь на пост, понимаешь, начнут задавать вопросы, куда мол? Они обязаны позвонить на дачу, предупредить. Какой же тут будет, понимаешь, сюрприз? Где остальные подарки от общественности?
Водитель подал два букета.
— И чтобы никому! Молчок! Понимаешь?
— Да, Борис Николаевич, как ни понять, дело молодое…
— Ты на что это намекаешь? Я к Сергею Башилову иду, хочу удивить друга, — затем подумал и добавил: — Наине Иосифовне ни гу-гу, а то за яйца подвешу, понимаешь!
— Что вы, Борис Николаевич, могила! Вы только не оступитесь, а то не ровён час…
Машина развернулась и уехала. Пассажир направился к проходной, до которой было метров триста. Однако на проходную он не пошёл, а свернул на тропинку. Дорогу припозднившийся визитёр знал хорошо: вдоль границы охраняемых государственных дач протекал ручеёк, кое-где образовывавший поросшие ряской разливы, напоминавшие пруды, в самом узком месте через который был переброшен мосток с перилами. До государственной дачи номер 38 оставалось несколько десятков метров…
— Ой, Борис Николаевич! Так неожиданно. А хозяев нет дома, их положили на диспансеризацию, — удивилась открывшая двери симпатичная сестра-хозяйка, одетая в халат, едва прикрывающий откровенный пеньюар.
— Знаю, теперь нам ни от кого прятаться не надо. Ленка, это тебе, — протянул цветы престарелый ловелас. — Спала? Извини, что не предупредил. Ты сегодня такая соблазнительная!
Ельцин небрежно поставил на пол драгоценный пакет, из которого со звоном высунула жерла батарея дорогих напитков, и полез красотке под халат.
— Ой, не надо, Борис Николаевич, только не сейчас.
— Я весь вечер ждал этой минуты, пошли в спальню.
Не дожидаясь ответа, Ельцин могучими руками подхватил сестру-хозяйку под пеньюар, с восторгом отметив отсутствие под ним нательного белья, и понёс хорошо известным маршрутом в хозяйскую опочивальню. Та, как могла, вяло сопротивлялась, больше изображая отпор, лишь возбудивший «стойкость члена ЦК КПСС» народного депутата СССР.
В пылу эротической борьбы Борис Николаевич не заметил вышедшего из спальни челяди невысокого молодого человека в трусах. Завидев весьма недвусмысленную картину, он оторопел, не зная, как поступить дальше. Ревность взыграла в его жилах. Потеряв контроль над собой, он схватил первое, что попало под руку — одну из бутылок, торчавших из принесённого незваным гостем пакета — и огрел по затылку могучего соперника. Ельцин рухнул, едва не раздавив центнером массы тело предмета воздыхания.
— Так вот ты какая, сука! «У нас будет ребёнок! Давай поженимся!» Не зря о тебе болтают в посёлке! А я, дурак, не верил слухам! Теперь понятно, кто настоящий папа твоего щенка.
— Ты и впрямь дурак! Ребёнок твой, а этот навязался на мою душу с приставаниями: то к сиське прижмётся, то задницу ущипнёт, когда хозяйка отвернётся. Думаешь, он спрашивал, хочу ли я его? Такие как он считают нас, обслугу, лишь предметом удовлетворения потребностей, в том числе и похоти. Для них мы — бессловесное быдло. Стеснялся он лишь Башилову, которая могла ненароком сболтнуть жене о его похождениях. Думаешь, чего он притащился на ночь глядя именно сегодня? Узнал, что хозяйка в больнице и некого больше стесняться. Заявился знамо зачем! Что я, по-твоему, должна была делать? Каждый раз давать по морде народному депутату?
— Лучше бы ты дала ему по морде, чем дала то, что дала.
— Ты будто глухой: не давала я ему.
— «Не виновата я, он сам пришёл». Где-то я уже слышал эту комедию.
— Ты хоть знаешь, кого огрел по голове? Это же сам Борис Николаевич Ельцин! Тебя за это посадят! — попыталась поменять тему красотка, чтобы прекратить нескончаемую брань своего уязвлённого ухажёра.
— Да хоть сам Горбачёв! Мне наплевать! Хотя, говоришь, Ельцин. Это меняет дело. За него меня не только не посадят, но и поблагодарят.
— Как же, «поблагодарят». Горбачёв только и ждёт момента, чтобы естественным путём избавиться от назойливого политического конкурента. Как только узнает, что тот окочурился, так из этого такой политический фарс состряпают. Даже я, не сведущая в политике, понимаю. Хоть бы не насмерть! Посмотри, вдруг ещё жив?
— Готов. Тебе тоже несдобровать: как соучастница, получишь за убийство всеми любимого народного депутата по полной программе с отягчающими обстоятельствами за злой умысел. Сидеть тебе, Ленка, до седых волос!
— Надо избавиться от тела. Крови нет, это хорошо. Звонка с проходной не было, значит, он шёл в обход, это ещё лучше.
— Есть мешок? Упакуем его туда, погрузим в багажник и сбросим с Успенского моста.
— Рядом есть пруд, утопим его там.
— В пруду нельзя: тело всплывёт и нам хана. Надо дотащить до реки. Если удастся, у нас появится шанс. Тело всё равно найдут, но не сразу и в нескольких километрах ниже по течению. Никому и в голову не придёт искать концы тут. На допрос, конечно, вызовут, но ты стой на своём: не приходил, не видела — на проходной ведь он не отмечался!
— Дело говоришь. Подгони машину с той стороны пруда и возвращайся. Да, надень мертвяку на голову пакет, а то страшно.
«Депутатоубийца» вытащил бутылки из принесённого Борисом Николаевичем пакета, и натянул пакет на голову его бывшему владельцу.
— Жди и ничего не бойся, я скоро.
Через пятнадцать минут томительного ожидания, показавшихся вечностью, сожитель вернулся.
— Иди вперёд и смотри, чтобы на дороге никого не было. Если кого заметишь, покашляй.
Хотя стояла осень, было достаточно тепло, чтобы не надевать пальто. Сестра-хозяйка пошла вперёд, а её друг, с трудом взвалив на спину грузное тело, медленными шажками побрёл следом. Было темно. «Государственные дачники» сидели по домам, готовясь ко сну. На тропике не было ни души. До пруда добрались без катаклизмов. Облокотив тело на перила, «депутатоубийца» решил передохнуть. Вдруг вместо тихого естественного покашливания раздался душераздирающий визг подруги: забыв конспирацию, она с воплями бежала навстречу. «Депутатоубийца» взглянул на неё и обомлел: подругу преследовало привидение! Было от чего прийти в ужас! Сметая всё на пути, словно стадо бизонов, подруга задела тело всеми любимого народного любимца, после чего то взлетело, словно пушинка, перелетело через перила и плюхнулось на середину канавы. Объятые общим ужасом «заговорщики» бросились наутёк.
Тропинка опустела. Приведение приблизилось к месту происшествия. Перемахнув через перила, оно по воде «яко посуху» направилось к остывающему телу некогда пламенного члена ЦК компартии. Встав на тело, привидение обратилось к небу в молитве. Через некоторое время небо откликнулось ярким лучом, материализовавшимся в энергетический сгусток, постепенно обредший человеческие черты.
— Я вам не помешаю, Архангел Тихон? — раздался со стороны мостика женский голос.
Приведение вздрогнуло и обернулось на голос.
— Ведьма! Отзовись, кто ты?
— Так грубо разговаривать с женщиной! Не по-архангельски, Тихон. Не делай вид, что меня не знаешь. Ты уже полгода гоняешься за мной, строя козни. Не ожидал меня здесь увидеть? Отныне знай, что я повсюду, словно твоя утраченная тень. Пока ты не сбежал, словно трус, воспользовавшись вот этим своим световым кинжалом, — блеснул в темноте клинок, — знай, что следующая наша встреча окажется для тебя последней — я тебя пленю и доставлю Учителю.
Архангел Тихон инстинктивно полез за кинжалом, к радости убедившись в его наличии.
— Так вот оказывается, кто помогает Борису Николаевичу. По моим подсчётам он давно уже должен быть не только политическим, но и биологическим трупом.
— Я его ангел-хранитель.
— Придётся на сей раз отдать его справедливой судьбе. Ты не возражаешь, если он окажется в вашем раю, или вы уготовили ему иное место, всё же бабник, пьяница? Нет, чувствую по твоему горделивому молчанию — ему вами уготован рай! Ни одного греха! Душка, а не человек, просто матёрый человечище!
— Прекрати издеваться, Алина, над безвременно убиенным.
— Дэви Алина, — поправил женский голос. — Я тоже его считала живым полгода тому вперёд, но теперь вижу, чьих рук это дело. Вот только не пойму: как тебе стали известны мои планы, которые я держала в строжайшей тайне? Может поделишься?
— Я не знаю твоих планов, просто мне велено его охранять.
— Кем?
— Тем, кому подчиняются все ангелы.
— Так вот, передай своему коварному Адаму, что ты оказался бессилен перед судьбой. Отойди в сторону и не мешай мне сохранить судьбы ни в чем не повинных жертв твоего похотливого новопреставленного Бориса — ведь это ты помешал им довершить дело, в результате чего они могут понести не выпавшую на их долю кару.
— Убийство всегда должно быть наказуемо.
— Их накажет судьба, а твоё время вершить суд ещё не наступило. Забирай реанимированную душу, иди с миром и больше мне не попадайся на пути.
— Как бы наша последующая встреча ни стала бы для тебя последней, — грозно промолвил архангел и удалился со сгустком вызванной энергии.
— Лаврентий Павлович, где вы? Наступило ваше время действовать.
Из темноты вышел Морозов.
— С кем это вы так «мирно» беседовали, Елена Олеговна?
— Вы его пока не знаете. Я уже сделала ваше дело. Вот там, в канаве, лежит труп Ельцина. Вы должны его достать, положить в багажник легковушки, что стоит в ста метрах отсюда с ключами в замке зажигания, и сбросить с Успенского моста.
— Зачем такие сложности? Проще оставить его гнить здесь.
— Своим вмешательством я нарушила ход судьбы, поэтому вы должны восстановить должную состояться историю.
— Вас очень трудно понять. Ни доложить ли нам вначале Владимиру Александровичу?
— Меня не нужно понимать, мои указания следует принимать на веру, словно религиозные догмы. Разве я вам не доказала этого? А Крючкову мы ничего докладывать не будем — ему доложат завтрашние газеты. Я полагаю, не в его интересах заставлять вас писать подробные отчёты о ночных похождениях, он просто тихо наградит вас с какой-нибудь замысловатой формулировкой, вроде «за выигранное сражение на невидимом фронте». Не забудьте вернуть машину на место.
